Выставка на ВДНХ позволяет проследить судьбу портретного жанра в России в ХХ веке
Галерея портретов на выставке растянулась на целое столетие — с начала XX по начало XXI века. За эпохой модерна последовал авангард, на смену суровым 1930-м пришли раскованные 1960-е, а начиная с концептуализма границы жанра и вовсе размылись, и портрет стал совсем на себя не похож. Объединяет эту портретную эпопею то, что портреты здесь действительно совсем непарадные, особенно что касается советского времени. На выставке точно не найдешь ни одного канонического «образа советского человека».
Экспозиция начинается с работ художников «Мира искусства», выставленных в темном зале, где каждая картина подсвечена, как драгоценность. И этот прием дает ключ ко всей выставке. Здесь каждое произведение — коллекционный раритет. Большинство работ «Непарадного портрета» происходит из частных собраний крупнейших коллекционеров или же из коллекций провинциальных музеев. А значит, их мало кто видел.
Крохотный портрет Вовы Мамонтова нарисован карандашом, но в уверенном рубленом штрихе сразу угадывается рука Михаила Врубеля. Рядом столь же небольшого размера портрет Иды Рубинштейн, написанный Львом Бакстом в 1918 году, — в чуть уставшей немолодой женщине не так просто узнать femme fatale с портрета Валентина Серова. А в импрессионистичном портрете Бориса Кустодиева, нарисованного Исааком Бродским, еще ничто не выдает будущего портретиста советских вождей.
Портрет времен авангарда теряет черты традиционного жанра. И если «Божество смерти» (1915) Александра Родченко еще только маска, то «Голова» Варвары Степановой (1920-е) — уже конструктивная схема человека, распавшегося на геометрические фигуры.
Портреты 1930-х — 1940-х сильно отходят от генеральной линии сталинской эпохи. Здесь нет корпулентных спортсменок и отчаянных стахановцев, перевыполнивших план. Портреты Петра Соколова, кажется, совсем не из 1930-х — эфемерные дамы в вуалетках и шалях уж очень далеки от оптимистичных героев соцреализма. Столь же нехарактерен для своего времени портрет художницы Ефросиньи Ермиловой-Платовой (1929–1930), написанный Александром Древиным в жемчужных тонах в стиле импрессионизма. А вот в портретах Роберта Фалька в погасших, несколько зловещих красновато-зеленоватых тонах безошибочно угадывается время их написания.
Вместе с оттепелью портрет опять освобождается от оков жанра. «Лето» (1967) Виктора Попкова разительно отличается от портретов предыдущей эпохи свободой композиции, размашистым мазком и яркостью почти открытых тонов. От экспрессионистских портретов Владимира Яковлева и Анатолия Зверева уже вовсю веет нонконформизмом. А «Художник и модель» (1984) Олега Котельникова совсем выпадает из рамок официального искусства, вписавшись в западный нью-вейв.
«Проект для одинокого человека» Виктора Пивоварова формально не имеет отношения к жанру портрета, и, тем не менее, этот портрет все же написан, хотя и совсем нетрадиционными средствами. Быт советского человека расписан в стиле жэковских плакатов. Финальная точка в этом портретном эпосе поставлена фотографическим портретом Тимура Новикова в образе Оскара Уайльда (конец 1990-х). Основатель неоакадемизма в цилиндре и с лорнетом на первый взгляд мало чем отличается от героев самой первой части выставки. Портрет в портрете закольцовывает сюжет экспозиции.
Источник: http://www.theartnewspaper.ru/posts/3831/
Источник: risunoc.ru
